Попала мне на глаза вот такая любопытная информация.
«Граф Михаил Тариэлович Лорис-Меликов (1825-1888) для борьбы с чумой в Астрахани в 1879 году получил из казны четыре миллиона рублей. Победить эпидемию ему удалось, истратив всего триста тысяч рублей, а все оставшиеся деньги граф вернул в казначейство.»
Вы только задумайтесь: государственный чиновник сам, добровольно, сдает в казну три миллиона семьсот тысяч рублей, уже, фактически, списанных. И не нынешних инфляционных, а царских.
А теперь представьте себе, что какой-нибудь нынешний чиновник поступает столь же принципиально и честно…
Ну, как, представили?
Вот именно, не получается. Фантазии не хватает. Лишь только вопрос скребется: Почему у нас это невозможно? Невозможно до такой степени, что мы даже представить себе такое не в состоянии!
Народ измельчал? Никому уже не хочется сделать красивый жест? Совершить благородный поступок?
Или — власть уже не власть, а не пойми что?
Все настолько прогнило, что до причин, наверное, уже и не докопаться.
Хотя, конечно, может существовать и целый комплекс причин, каждая из которых по-своему мерзкая.
А, что, если у нас уже ничего не возможно?
Вообще — ничего…
Кто мы?.. Куда мы идем?..
Автор текста: Алексей Калугин. Author: Aleksey Kalugin
Tags: обо всем
Информация любопытная, но выглядит каким-то уж очень частным случаем. Тем более, это, как я поняла, информация взятая из газет. Пусть и царских.
А вот Чехов и прочие Грибоедовы про массовое воровство чиновников писали.
«Платиновые исключения лишь подтверждают золотые правила»
Согласен. Но, как мне кажется, именно в этом и заключается разница между чиновником и государственным мужем. Чиновник потому и тащит все, что плохо лежит, что попал он на свою должность волею случая и так же запросто может ее потерять. То бишь, думает он в первую и последнюю очередь только о своем кармане, а вовсе не о добросовестном исполнении своих обязанностей. Государственный же муж, или, говоря нынешним языком, политик, должен, все же, о судьбах отечества думать. И тырить для него должно быть зазорно. Поскольку главный для него капитал — его доброе имя. Идеализм, конечно. Но, все же…