Войдя в помещение, Кащинский огляделся по сторонам и презрительно скривил губы. Стены большого, длинного зала были задрапированы полотнами красного шелка, спадающего широкими складками. Неяркая подсветка, направленная снизу, делала складки объемными, а тени под ними - глубокими, похожими на черные провалы. Вдоль стен, в тех местах, где по алой драпировке были выведены черным некие таинственные знаки, стояли шестеро высоких людей, одетых в серые, бесформенные балахоны с надвинутыми на лица капюшонами. Неподвижные, с руками, сложенными на груди, они походили на каменных истуканов.
В дальнем от входа конце зала на возвышении, гордо вскинув острый подбородок вверх, стоял человек небольшого роста с расчесанными на прямой пробор длинными, спадающими на плечи, жидкими серыми волосами. Тщедушное тело его обтягивало красное трико с вытканными золотом причудливыми символами, непонятными для непосвященного.
Сделав два шага вперед Кащинский почувствовал, как настороженно и внимательно следят за ним глаза из-под капюшонов замерших у стен здоровяков.
Человек на возвышении сделал предупреждающий знак рукой.
Тонкие губы Кащинского снова скривились в усмешке. Тем не менее, он остановился и, с фальшивой почтительностью разведя руки в стороны, изобразил ногами нечто вроде вывернутого наизнанку реверанса.
Одетый в красное трико хлопнул в ладоши и дернул кистями рук. Люди в балахонах, почтительно перегнувшись в поясе, попятились к выходу.
Когда за последним закрылась дверь, Кащинский быстрым шагом прошел вперед, поднялся на подиум и упал в стоявшее там кресло, высоко закинув ногу на ногу.
-Ну и костюмчик у тебя, Кул, - хохотнул он, ткнув пальцем в длинноволосого.
Бенджамин Кул, так же называющий себя Провозвестником, взглянул на Кащинского с сожалением.
-Жан, тебя же предупредили, что поклониться следует сразу, как только войдешь в Храм, - с укоризной произнес он.
-Я не из твоего театра, - презрительно бросил Кащинский.
-И тем не менее, мои посвященные могли разорвать тебя на куски за непочтение к Богу, чей дух обитает здесь.
-Кончай молоть чепуху, - Кащинский откинул полу куртки так, чтобы стала видна рифленая рукоятка засунутого за пояс пистолета.
-В Храм запрещен вход с оружием, - вскинув руки, Кул умело изобразил на лице ужас. - Неужели трудно понять, что подрывая мой авторитет, ты наносишь урон нашему общему делу?
-Если ты так боишься за свой авторитет, то не надо было приглашать меня в этот балаган. Можно было встретиться где-нибудь на стороне.
-Мне хотелось, чтобы ты сам увидел, как у меня поставлено дело.
-В отличии от тебя, я не страдаю манией величия.
Кащинский вытащил из кармана пачку сигарет.
-У нас в общине не принято курить, - предупредил Кул.
-Идиотство, - недовольно буркнул Кащинский, но сигареты спрятал.
-У каждого из нас свои слабости, - примирительно улыбнулся Кул.
-Твой Храм больше похож не на церковь, а на логово дьяволопоклонников.
-Бога можно искать по разному, - хорошо поставленным голосом пророка изрек Кул. - Людям нравится внешняя эффектная сторона священнодействия. Почему же не потрафить их вкусам?
Кул отошел к стене и отдернул тяжелый занавес, за которым скрывалась маленькая дверца. Открыв дверь ключом, Кул жестом пригласил Кащинского следовать за собой.
За дверью находилась небольшая квадратная комната без окон. Кул зажег свет и подошел к огромному, упирающемуся в потолок, кресту, вырубленному из какого-то синтетического материала, похожего на черный мрамор. В подножие его был вделан искусно замаскированный сейф. Кул достал из сейфа серебристый термостатированный кейс, положил его на стол и открыл. Ровными рядами из пластиковых ячеек выглядывали головки запаянных ампул. Кул любовно провел по ним ладонью.
-Что в них? - Спросил Кащинский.
-То, на что договаривались, - ответил Кул. - Первобытная злость, - тупая, яростная и жестокая. Полторы тысячи единиц, по две в ампуле.
-А демонстрация?
-Само собой, выбирай любую.
Кащинский вытянул ампулу из левого верхнего угла.
Кул захлопнул кейс и достал из стола запаянный в пластик одноразовый шприц.
Отойдя в сторону, Кул накинул поверх трико просторный темно-коричневый халат с широкими серебристыми отворотами и капюшоном, откинутым на спину. Кащинскому он кинул серый балахон, что носили прихожане.
-Зачем это? - Сморщив нос, Кащинский с опаской понюхал кажущуюся грязной тряпку.
-Не бойся, балахон новый, держу для гостей. Если хочешь увидеть демонстрацию своего мнемостимулятора, придется его надеть.
Чертыхнувшись, Кащинский натянул балахон.
-И капюшон надень, чтобы твое лицо, лишенное как
благолепия, так и смирения, не бросалось в глаза.
Облачившись, они вернулись в зал.
-Теперь сойди с подиума и, когда соберется паства, делай
все то же, что и остальные.
-Собираешься устроить массовое представление?
-Я всего лишь хочу совместить демонстрацию
мнемостимулятора для тебя с религиозным обрядом для общины.
-Понятно, у тебя даже грязь идет в дело.
Кащинский небрежной, вихляющей походкой подошел к краю подиума, спрыгнул с него и, обернувшись, игриво отсалютовал Кулу рукой.
Кул подошел к висевшему у стены небольшому медному гонгу и ударил в него костяшками пальцев. Густой, раскатистый гул заполнил зал. В ту же секунду двери распахнулись и в Храм вошли шестеро посвященных с резными посохами в руках. Заняв свои места у стен, они одновременно ударили в шесть гонгов, и в Храм ворвался широкий поток верующих.
Вся паства Кула была одета в одинаковые серые балахоны с капюшонами. Единственное различие заключалось лишь в цвете веревок, стягивающих балахоны в поясах. У посвященных они были красными, у всех же остальных - черными, синими или зелеными, что соответствовало различным ступеням приближения к посвящению.
Когда зал заполнился до предела и двери были закрыты, стоявший на подиуме Кул резким движением, раскинув в сторон полы халата, вскинул вверх руки с растопыренными пальцами.
-Братья и сестры! - Взвопил он полуистеричным срывающимся голосом. - Вознесем молитву Богу, обретенному нами на этой пустынной планете!
Толпа упала на колени. Прижав ладони к полу, люди уткнулись в колени лбами. Стоять остался только один Кул со вскинутыми вверх руками и запрокинутой головой.
Жан Кащинский, оказавшийся в первом ряду у подиума и вместе с остальными скорчившийся на полу, ожидал от совместного моления чего-то вроде хорового пения церковных гимнов. Ну, на худой конец, шумного, невнятного бормотания молитв. Но в Храме царила полная тишина. Как в сурдокамере. Гробовая.
Кащинский чуть приподнял голову и пальцем отвел от лица край капюшона. Он не увидел ничего, кроме серых согнутых спин. Упали ниц даже шестеро посвященных.
Через пять минут Кащинскому стало скучно. Через пятнадцать у него начала зудеть затекшая спина, ручка пистолета больно врезалась в живот.
Наконец Кул опустил воздетые к небесам руки.
-Господь услышал наши молитвы, - громко провозгласил он. -
И он хочет узнать, насколько крепка наша вера. Сегодня он испытает двоих.
По согнутым спинам прокатилась волна движений. Поднявшись на ноги, серые балахоны отступили от подиума, оставив около трех метров свободного пространства перед ним.
-Я призываю встать перед лицом Господа брата Герберта и брата Хана! - Провозгласил Кул.
К подиуму вышли двое прихожан, подпоясанные черными веревками, означающими низшую ступень в иерархии Новой церкви.
-Готовы ли вы явить Господу крепость веры своей? - Спросил их Кул.
-Да! - решительно ответили оба.
-Брат Герберт уже прошел обряд перерождения, брат Хан
только еще готовится к нему, но каждый из них, пройдя
испытания и доказав крепость своей веры, перейдет на
следующую ступень приближения к посвящению.
Испытуемые, скинув балахоны, остались в коротких набедренных повязках.
Кул спустился с возвышения, достал из-под халата шприц и сорвал с него пластиковую упаковку. Свободную руку он протянул Кащинскому, и тот вложил в нее ампулу с мнемостимулятором. Кул вскрыл ампулу и наполнил шприц чуть желтоватой жидкостью, после чего ввел по кубику в вену каждому испытуемому. Подошедшие сзади четверо посвященных, крепко схватили испытуемых за руки.
Кащинскому еще не доводилось видеть действие чистого, неразбавленного мнемостимулятора первобытной злости и он с интересом наблюдал за происходящим.
Спустя пару минут действие препарата начало проявляться в одном из испытуемых. Глаза его закатились, рот приоткрылся, тело обмякло и обвисло в руках державших его посвященных. Неожиданно он дико закричал, изогнулся всем телом и рванулся из удерживающих его рук. Глаза его наполнились дикой злобой и одновременно животным ужасом. Он дергался, извивался, пытался вывернуться и укусить державших его, при этом, брызжа слюной, выкрикивал нечто нечленораздельно. Посвященные повалили его и прижали к полу.
По знаку Кула отпустили второго испытуемого, на которого, к величайшему изумлению Кащинского, мнемостимулятор совершенно не подействовал.
-Бог любит тебя, - сообщил Кул и вложил ему в руку нож с широким длинным лезвием.
Посвященные, державшие находившегося под воздействием мнемостимулятора человека, отбежали в стороны. Первобытный зверь вскочил на полусогнутые ноги. Руки его были широко разведены в стороны, лицо кривилось в устрашающем оскале. Он рыскал взглядом по сторонам, пытаясь определить, в какую сторону бежать, где можно скрыться от обступивших его незнакомых, пугающих существ в серых балахонах. Единственный, кого он не боялся, был стоявший перед ним полуголый человек. Человек был похож на него, и поэтому нестрашен. Назначения блестящей полоски в его руке одержимый не понимал.
Зверь в образе человека кинулся вперед, на врага, который казался ему наименее опасным из всех. Лезвие ножа, прочертив в воздухе дугу, рассекло ему грудь. Пронзительно взвизгнув, человек-зверь отскочил назад. Рана на груди была неглубокой, и боли он почти не ощущал, но существо, находящееся в его теле, было ошеломлено тем, что безобидный на первый взгляд предмет в руке врага оказался на деле опасным оружием. Он провел ладонью по груди, размазал сочившуюся из раны кровь и слизнул ее с пальцев. Вид крови, пусть даже собственной, разжигал в нем злость. Но пока во вместилище его примитивного разума оставалось еще место и осторожности. Поэтому он снова огляделся по сторонам в поисках пути к спасению.
Поигрывая ножом, второй участник жуткого представления приближался к одержимому. Поняв, что пути к отступлению нет, раненый взревел и бросился на врага. На этот раз лезвие ножа вошло ему в бок. Но, в дикой злобе не чувствуя боли, безумец дотянулся-таки до шеи врага и вцепился в нее бульдожьей хваткой. Два переплетенных тела упали на пол и покатились. Они рычали и взвизгивали, били друг друга коленями, кусали и рвали ногтями.
Кащинский, повидавший немало жестокости и крови, с ужасом и отвращением наблюдал за извивающимися телами, оставлявшими на полу широкие кровавые полосы. Ему казалось, что теперь уже оба дерущиеся одержимы мнемостимулятором, или же религиозное безумие немногим уступало сумасшествию, вызванному синтезированными молекулами. Никогда еще он не видел ничего более омерзительного и отталкивающего в своей жестокой бессмысленности.
Перевернувшись в последний раз тела на полу неподвижно замерли. Тот, кто оказался наверху, попытался приподняться на руках и отползти в сторону, но тут же снова упал поперек тела поверженного противника.
Подошедшие посвященные перевернули обоих на спины.
-Оба мертвы, - сообщил один из них.
-Такова воля Господа, - возвестил Кул. - Завтра, после обряда Перерождения, оба наших брата снова будут с нами. Брат Герберт, продемонстрировавший Господу силу своей веры, получит синюю вервь второй ступени приближения к посвящению. Брат Хан, позволивший дьяволам овладеть своим телом, останется на низшей ступени. Таковы слова, сказанные мною по велению Бога.
Кул взмахнул широкими рукавами, и, подчиняясь мановению его рук, пространство Храма очистилось от толпы прихожан. На пару минут задержались несколько человек, вынесшие из зала тела и вытершие тряпками кровавые разводы на полу.
-Ну как тебе моя мистерия? - Гордо спросил, опускаясь в кресло, Кул, у притаившегося за складками драпировки Кащинского.
-Впечатляюще, - честно признался тот, поднимаясь на подиум. - Хотя, на мой взгляд, слишком уж кроваво.
-В этом весь смысл. В убийствах принимает участие каждый. Кровь связывает всех круговой порукой.
-И часто ты устраиваешь подобные шоу?
-Не реже одного раза в неделю.
-Но так ты скоро останешься без паствы.
-Вовсе нет. Завтра оба погибших воскреснут и станут верными и преданными исполнителями моей воли.
-Выводишь здесь зомби? - Усмехнулся Кащинский.
-Я не доктор Франкенштейн, а святой Провозвестник. Можешь остаться до завтра и сам в этом убедиться.
-Нет, - покачал головой Кащинский. - Твои представления не в моем вкусе. В следующий раз пришлю за препаратом кого-нибудь другого.
-Надеюсь, качество препарата не вызывает сомнений?
-Качество отменное. Конечно, в чистом виде этот мнемостимулятор вряд ли найдет применение где-нибудь за пределами твоей колонии, но, добавленный в макроколичествах к классическим смесям, он придаст пикантности получившемуся букету.
Кащинский рассмеялся, довольный шуткой.
-Что ты хочешь к следующему разу? - Спросил Кул.
-Пока не знаю. Посоветуюсь со своими мнемотехниками и свяжусь с тобой чуть позднее. Деньги за эту партию получишь обычным путем, через благотворительный фонд.
Кащинский снял балахон и бросил его на колени Кулу.
-Да, кстати, - как бы между прочим вспомнил он. - Почему препарат не подействовал на второго? Я внимательно следил за твоими руками. Ты ввел ему ту же дозу, что и первому.
-Это связано с обрядом перерождения.
-А поконкретнее?
-Я и сам в этом пока еще не до конца разобрался. Но когда-нибудь обряд перерождения завоюет для меня весь мир.
-Ну что ж, разбирайся сам со своими мистическими фокусами. А мне ближе и понятнее мнемостимуляторы. К господству над миром я не стремлюсь. С меня достаточно и денег. Давай сюда кейс.
-Улетаешь прямо сейчас?
-Ни одной лишней минуты не задержусь в твоем сумасшедшем доме.
Кащинский достал сигарету, но, поймав недовольный взгляд Кула, нервно смял ее и бросил на пол.
-Имей в виду, - сказал он. - На днях к тебе наведается инспектор с плановой проверкой.
-Мне от него нечего скрывать, - театральным жестом Кул руками повел по сторонам. - У нас же религиозная община: тишь, да гладь, да божья благодать. Ты разве не заметил?
* * *
Автор: Алексей Калугин. Author: Aleksey Kalugin