« вернуться к списку романов



После того, как в прихожей звучно хлопнула дверь, в кабинет заглянула Светик.

-Ну, как? - Спросила она, выразительно посмотрев на сидевшего у стены мордоворота с головой, продетой сквозь сорванные жалюзи.

-Все в порядке, - кивнул я ей в ответ.

-У тебя подбородок в крови.

-Спасибо, - я провел рукой по подбородку. - Приведу себя в порядок после того, как избавлюсь от гостя.

-Что-нибудь нужно? - Спросила Светик.

-Мокрое полотенце и чашка со льдом.

Пока Светик ходила за тем, что я ее попросил принести, я скинул пиджак и накинул на плечи сбрую с кобурой, в которую сунул "Иерихон". Стреляю я неплохо, но, честно говоря, не люблю пользоваться оружием. Однако теперь выбирать не приходилось. То, что сегодня мне удалось справиться с Виталиковыми мордоворотами практически голыми руками, говорило разве что только о том, что два здоровяка несколько недооценили своего противника. В следующий раз такого уже не повторится. Ну, а поскольку я, как частный детектив, имел разрешение на ношение огнестрельного оружия и "Иерихон" мой был официально зарегистрирован в НКГБ, то не было никаких причин к тому, чтобы не подвесить под мышку кобуру с пистолетом, которая, хотя и создавала определенные неудобства, в особенности при общении с дамами, но зато придавала определенную уверенность при встречах с гориллообразными дебилами, у которых лобная кость была толщиною в два пальца.

Взяв принесенное Светиком мокрое полотенце, я накинул его на рассеченное в двух местах лицо Виталикова телохранителя, предварительно освободив его от жалюзей. Не добившись желаемого результата, я заставил его наклонить голову и, оттянув ворот рубашки, всыпал ему за шиворот две пригоршни колотого льда. Только после этого громила начал подавать признаки жизни. Через пару минут он уже уверенно поднял руку и стянул с лица мокрое полотенце.

-Как дела? - Поинтересовался я, присев на угол стола.

-Сука, - процедил сквозь зубы громила.

-Рад познакомиться, - я улыбнулся приторно-сладко, как святоша. - К сожалению, Симон не счел нужным представить нас друг другу...

Оттолкнувшись руками от пола, громила рванулся в мою сторону. Я схватил со стола чашку со льдом и выплеснул все ее содержимое громили в лицо, после чего просто выставил ногу вперед, на которую этот олух и налетел грудью. Кашляя и отплевываясь, громила отшатнулся к стене. Когда же он снова глянул в мою сторону, то увидел направленный ему между глаз ствол девятого калибра.

-Меду прочим, Виталик сказал, что не очень расстроится, если я тебя пристрелю, - сообщил я громиле. - Так что лучше не вводи меня в искушение, а убирайся отсюда подобру-поздорову. Если через десять секунд, я еще буду видеть твою тупую рожу в своем кабинете, то, честное слово, могу совершенно случайно нажать на курок.

Громила злобно сверкнул глазами, рукавом пиджака вытер лицо и, поднявшись на ноги, затопал в сторону выхода. Ну вот, подумал я, выходя следом за ним в прихожую, нажил себе еще одного врага. И, спрашивается, чего ради?

Дверью громила хлопнул так, что едва не вылетело стекло. Но к подобному нам со Светиком было не привыкать, - раздосадованные клиенты имели привычку хлопать дверьми, поэтому плата за разбитое стекло заранее включалась в счет.

-У нас проблемы? - Спросила Светик, подавая мне чашку со свежезаваренным чаем.

-Да как сказать, - задумчиво ответил я. Вопрос, заданный Светиком сподвигнул меня на то, чтобы попытаться философски осмыслить результаты разговора с Виталиком Симоновым. - С одной стороны, за сломанные жалюзи мне заплатили двести долларов, что, согласись, совсем неплохо. С другой стороны, Симон затаил на меня злобу, и если через три дня у меня на руках не будет материалов, которые позволят прижать Виталика к стенке, то, не исключено, что к стенке поставят меня. Про стенку - это я образно выразился, - добавил я, взглянув на Светика. - Скорее всего, меня просто пристрелят на рабочем месте, в моем же собственном кабинете. Мне бы хотелось упасть с простреленной грудью под плакатом "Касабланки".

-Почему? - Удивленно взглянула на меня Светик.

-По-моему, лежать, истекая кровью, под плакатом с голой девицей, это уж слишком вульгарно. Даже для такого никчемного типа, как я.

-Вызвать мастеров, чтобы починили жалюзи?

-Завтра, - махнул я рукой. - Сегодня я несколько мнителен. Если кто-нибудь выпадет из окна, я непременно стану считать, что это случилось по моей вине.

Я наклонил голову и устало потер пальцами виски. В голове был сплошной кавардак. Нужно было начинать что-то делать, а я никак не мог решить, за что взяться в первую очередь. И это при том, что мне предстояло работать сразу на троих клиентов.

-Я могу чем-то помочь? - Тихо спросила Светик.

Я посмотрел на часы. Было без десяти четыре. Начинать поиски Красного Воробья следовало с Интернет-кафе на Солянке. Но через час там начнется настоящее столпотворение чудиков, завернутых на виртуальной реальности, которые, напялив на головы гипер-шлемы, погрузятся в мир собственных фантазий и иллюзорных образов, созданных с помощью двоичного цифрового кода. В подобных местах мне уж приходилось бывать, поэтому я точно знал, что найти там хотя бы одного нормального человека, способного адекватно воспринимать окружающую действительность и выражать собственные мысли без посредства клавиатуры, можно разве что только до обеда.

Честно признаться, меня удивляло и даже в какой-то степени настораживало то, как много молодых людей проводили все свое свободное время в мире виртуальной реальности. Для многих из них это становилось настоящей проблемой, превращаясь в нечто, похожее на наркотическую зависимость. Мне доводилось слышать о случаях, когда сознание человека настолько адаптировалось к компьютерным образам, что он полностью утрачивали связь с реальностью. Никто не знал, что творилось у него в башке, но живым он выглядел только когда на голове у него был гипер-шлем. В остальное же время он напоминал зомби, жизнь в теле которого можно было поддерживать только с помощью искусственного кормления. Власти Московии упорно закрывали глаза на эту проблему, считая, что лучше пусть молодежь сидит за компьютерами, чем без толку шатается по улицам. И это при том, что любой грамотный психиатр скажет вам, что уход людей от действительности, каким бы образом он не происходил, с помощью наркотиков или через созданные компьютером гипер-образы, свидетельствует, в первую очередь, о том, что что-то не в порядке в самом обществе, в котором люди не хотят жить.

Впрочем, это находилось уже вне пределов моей компетенции.

Поскольку идти сейчас в Интернет-кафе было совершенно бессмысленно, а никаких других зацепок ни по одному из дел у меня не было...

-Кстати, пришел факс из Рая, - неожиданно сообщила Светик.

Она передала мне три листа бумаги, два из которых занимал длинный список химических реактивов, названия которых мало о чем мне говорили, кроме того, что во многие из них входила радиоактивная метка. На третьем листе был напечатан список лабораторного оборудования и приборов. Для того, чтобы по одним только названиям догадаться, что именно они собой представляли, нужно было обладать незаурядным воображением.

Сложив бумаги вчетверо, я сунул их в карман.

-У нас в холодильнике имеется бутылка водки? - Спросил я у Светика.

-Настоящая или с минералкой? - Уточнила Светик.

-Настоящая.

Светик посмотрела на меня странным взглядом, но ничего не сказав, скрылась за ширмой, где у нас стоял холодильник.

Я наклонился к зеркальцу, висевшему на стене возле светикова стола, и внимательно осмотрел повреждения на своем лице. Нос был малиново-алым, а над правой бровью начинал вздуваться кровоподтек. Скорее всего, завтра под глазами появятся синяки. Впрочем, не такие большие, чтобы Светик не смогла скрыть их с помощью косметики.

Вернувшись, Светик поставила передо мной на стол запотевшую бутылку "Смирновской".

-Что, совсем плохи дела? - Спросила она.

-Не на столько, чтобы я решил напиться в одиночку, - усмехнулся я, пряча бутылку в непрозрачный пластиковый пакет с рекламой "Адского" пива.

Заглянув в кабинет, я снял с вешалки широкополую шляпу, щелкнул ногтем по вмятине на тулье, чтобы придать ей законченную форму, и надел шляпу на голову.

-Можешь закрывать офис и отправляться домой, - сказал я Светику. - Сегодня мы свой хлеб отработали сполна.

-А ты? - Пристально посмотрела на меня девушка.

Если бы я не знал ее слишком хорошо, то мог бы даже подумать, что она за меня беспокоится.

-Поднимусь на верх, - я пальцем указал на потолок. - Хочу поговорить с кем-нибудь из специалистов в области биохимии, если таковые еще остались в этом институте.

Отсалютовав Светику рукой, я надвинул шляпу на глаза и, прихватив пакет с бутылкой водки, вышел в коридор.

Когда мы со Стасом только еще обосновывались в этом институте, здесь, можно сказать, кипела жизнь. Хотя интенсивность кипения уже в то время определялась, главным образом, только количеством пены. Но в коридорах института еще можно было встретить ученых в белых халатах, покрытых бурыми пятнами от пролитых на них реактивов и дырами от кислотных брызг, в глазах которых горел азартный огонь подлинной научной страсти. В лабораториях появлялись молодые ребята и девушки, только что закончившие институт и мечтавшие сделать карьеру ученого. Уже тогда отечественная наука переживала далеко не лучшие дни, но всем еще казалось, что, стоит лишь проявить немного упорства и терпения, и все еще наладится.

Теперь же по коридорам института бегали не гении отечественной науки, а клерки и менеджеры в пиджаках и при галстуках. В их глазах порою так же можно было заметить азарт, да только причины его были совершенно иными. В отличии от прежних обитателей институтских этажей, нынешние думали не о том, как осчастливить все человечество, а как облапошить хотя бы незначительную его часть.

Ученые, те, что еще оставались в институте, ютились теперь только на самом верхнем, шестом этаже здания. Когда я порою встречал их на лестнице или в холе на первом этаже, они казались мне похожими на зомби: осунувшиеся лица, потухшие взоры, халаты, похожие на полуистлевшие саваны, - казалось, жизни в них оставалось не более, чем требуется для того, чтобы только не спеша переставлять ноги: Молодых лиц среди научного состава института уже не было видно. По сути, в лабораториях работали только пенсионеры, досиживающие свой срок на привычном месте, да те, кто не смогли или по каким-то причинам не захотели уехать работать за рубеж.

Поднявшись на шестой этаж, я оказался в полутемном коридоре, - большая част люминесцентных ламп под потолком давно уже перегорели, а заменить их было некому. Пол был покрыт грязным линолеумом. У входа на этаж в полуразвалившейся кадке торчала покосившаяся пальма. На пыльном подоконнике стояла консервная банка, которую использовали в качестве пепельницы.

Я подошел к ближайшей двери и постучал в нее. Никто не ответил. Я дернул дверную ручку, - дверь была заперта. Так же запертыми оказались и две последующие двери. Четвертая дверь была чуть приоткрыта. Из-за двери тянуло табачным дымом и каким-то довольно-таки резким запахом, характерным для химических лабораторий. Заглянув в щель, я увидел огромный деревянный вытяжной шкаф, в котором стояло несколько конических колб и два штатива с пробирками. Еще я увидел чью-то ногу, - серая помятая брючина, коричневый носок и домашний шлепанец малинового цвета.

Я дважды стукнул кулаком в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел.

-Добрый день, - приветливо улыбнулся я с порога.

Комната была похожа на длинный пенал с единственным окном, прорезанным в противоположной от входа стене. Помимо вытяжного шкафа в лаборатории находились еще термостат и два рабочих стола с полками над ними. О каком-либо порядке говорить не приходилось. Похоже было, что здесь не только давно не убирались, но и уже, по меньшей мере, месяца три не работали. Ощущение было такое, словно ты попал на корабль-призрак, с которого в одно мгновение исчезли все пассажиры, оставив все вещи в таком положении, как будто отлучились только на минутку, однако за долгие месяцы все вокруг успело покрыться толстым слоем пыли и заросли паутиной. На столах стояли колбы с толстым слоем разноцветных осадков на дне, оставшимися после того, как испарилась вся жидкость. В раковине валялись осколки разбитой посуды и грязное вафельное полотенце. На крайнем от двери столе лежал бесформенный ком пластика, похожий на сюрреалистическую скульптуру. Когда-то это была лабораторная посуда, но по какой-то непонятной для меня причине она, словно под действием высокой температуры, потеряла свою первоначальную форму, превратившись в нечто, напоминающее то, как Сальвадор Дали изображал утекающее безвозвратно время.

За письменным столом, стоявшим у окна, повернувшись вполоборота к

двери, сидел единственный обитатель комнаты. На вид ему можно было дать лет пятьдесят или чуть больше. Он был невысокого роста, с большой, чуть лысоватой головой, одет в серые помятые брюки и байковую рубашку в красно-черно-белую клетку. Лицо его было открытым и невозмутимо-спокойным. Казалось, он ничуть не был удивлен моим неожиданным появлением. В руках он держал толстую книгу в темно-синем коленкоровом переплете, на котором был изображен фрегат с надутыми ветром парусами. При моем появление он опустил книгу на колено, заложив страницу пальцем.

-Чем могу служить? - Негромко и в высшей степени учтиво произнес он.

Но это была отнюдь не лакейская учтивость, а, скорее, манера общаться с людьми, присущая потомственному дворянину.

-Я из Комитета по внегосударственным субсидиям, - представился я. - Мне хотелось бы обсудить с вами некоторые вопросы, касающиеся работ, проводимых в данном институте.

-Прошу вас, - человек сделал царственный жест рукой, указываю на стул с покосившейся спинкой, заваленный грудой старых реферативных журналов. - Журналы можете скинуть на пол.

Я так и поступил. Пакет с бутылкой "Смирновской" я положил рядом с собой на стол.

-Мое имя Дмитрий Алексеевич Каштков, - я обычно не имел привычки придумывать себе псевдонимы. - Как я уже сказал, я представляю внеправительстенную организацию, занимающуюся, в частности, субсидированием некоторых научных исследований в области биохимии.

-Фонд Коперника? - Спросил хозяин лаборатории.

-Да, - без колебаний согласился я. - Простите, а вы?..

-Александр Алексеевич Алябьев, - чинно представился ученый. - Заведующий лабораторией биологических структур.

-Извините, что потревожил вас, - натянуто улыбнулся я. - Мне, вообще-то, нужен Ник Соколовский.

-Николая сейчас нет в институте, - покачал головой Алябьев.

-Очень жаль, - я с досадой цокнул языком. - У меня к нему очень важное и неотложное дело. Вам, наверное, известно, что мы субсидировали его работу по изучению инсулинового гена?

-Да, - подумав, утвердительно наклонил голову Алябьев. - Коля особенно не распространялся по поводу источника финансирования своего проекта, но любому было видно, что у него появилось новое оборудование, дорогие реактивы...

-Давно? - Спросил я.

-Что? - Не понял Алябьев.

-Давно у него все это появилось?

-А когда вы начали его финансировать?

-Примерно полгода назад.

Алябьев наклонил голову и задумчиво почесал согнутым указательным пальцем висок.

-Ну да, - сказал он. - Примерно тогда Коля и начал переоснащать свою лабораторию.

-Завтра я смогу застать Соколовского в институте? - Спросил я, делая вид, что собираюсь подняться и уйти.

-Думаю, что нет, - с сомнением покачал головой Алябьев. - Он сейчас в отпуске.

-И давно? - Изобрази удивление я.

-Да, примерно, с неделю, - подумав, ответил Алябьев.

Судя по всему, Александр Алексеевич не имел привычки произносить необдуманные фразы. Слова его звучали медленно, чуть нараспев, как будто он тщательнейшим образом оценивал соответствие каждого слова тому смыслу, который оно должен был выразить. В наше время, когда каждый тараторит с такой скоростью, словно за разговор введена повременная оплата, слышать подобную речь было в высшей степени необычно. И, в то же время, приятно.

-Жаль, - сокрушенно покачал головой я.

Я ожидал, что ученый поинтересуется, в связи с чем мне столь неотлагательно нужно видеть Соколовского, но Алябьев молчал. Похоже, ему и в самом деле было совершенно безразлично, чего ради я пожаловал к его коллеге.

-А дома я могу его застать? - Спросил я.

-Сомневаюсь, - Алябьев медленно покачал головой. - Я два дня пытался ему дозвониться. Безрезультатно.

-Вас это не настораживает?

-Настораживает? - Алябьев удивленно вскинул бровь. - С чего бы вдруг? Должно быть, Коля просто куда-то уехал, чтобы отдохнуть.

-У него имелись на это деньги?

-Вам лучше знать, ведь это вы его финансировали.

-Простите мое любопытство, - смущенно улыбнулся я. - Я всего лишь мелкий клерк. Научно-исследовательский институт для меня совершенно новый мир.

Алябьев понимающе кивнул.

-А вы чем занимаетесь? - Поинтересовался я.

-Читаю Гончарова, - приподняв с колена, Алябьев показал мне книжку с парусным кораблем на обложке. - "Фрегат "Паллада".

-Я имел в виду, чем вы занимаетесь в своей лаборатории? - Уточнил я свой лишком уж общий вопрос.

Алябьев удивленно посмотрел по сторонам, словно не понимая, что я имею в виду.

-Вы считаете, что в подобных условиях можно заниматься исследовательской работой?

Вопрос был риторический, а потому вместо ответа я достал из сумки бутылку "Смирновской".

-Не желаете составить компанию? - Спросил я. - Вообще-то я собирался выпить с Соколовским, так сказать, за знакомство. Но, поскольку его нет...

-Почему бы и нет, - философски изрек Алябьев и, положив книгу на стол, поднялся со своего места, чтобы найти посуду под водку.

Через пару минут на столе стояли два стакана, - граненый и химический, с делениями на пятьдесят, сто и сто пятьдесят кубиков, - и десертная тарелка с выщербленным краем, на которой в качестве закуски было выложена вареная картофелина и половинка луковицы.

Я поставил перед Алябьевым граненый стакан и начал наливать в него водку.

-Достаточно, - поднял руку ученый, когда стакан оказался наполнен наполовину.

Я плеснул немного водки себе в химический стакан, а Алябьев тем временим долил свой стакан до края, разбавив водку крепко заваренным чаем из небольшого металлического чайничка. От предложения и мне смешать водку с чаем, но я отказался.

-Ну...

Алябьев поднял стакан и тремя большими глотками опорожнил его. Я, признаться, позавидовал, - подобного мастерства я не мог продемонстрировать своим клиентам даже когда в моем стакане вместо водки была налита минеральная вода.

Пока Алябьев закусывал перышком лука, я вновь наполнил его стакана водкой.

Выпив второй стакан, ученый посмотрел на меня поразительно трезвым взглядом.

-А сигареты у вас есть? - Спросил он.

-Не курю, - с сожалением улыбнулся я.

-Ну, ничего.

Алябьев пододвинул к себе глубокую круглую пепельницу и, покопавшись пальцем среди вороха окурков, выловил тот, что был побольше остальных. Обдув с него пепел, Алябьев осторожно зажал его губами и тщательно раскурил.

Табака в окурке хватило всего на три небольшие затяжки. После того, как Алябьев раздавил в пепельнице затлевший сигаретный фильтр, я вновь наполнил его стакан и, подождав, когда он выпьет, спросил:

-Вы не могли бы рассказать мне о Соколовском?

-Что именно? - Прищурившись от попавшего в глаза табачного дыма, посмотрел на меня Алябьев.

Его ничуть не настораживало то, что незнакомый человек проявляет интерес в отношении его коллеги. Казалось, он все воспринимал, как должное, и ничему никогда не удивлялся. И все же я счел нужным дать некое заранее подготовленное объяснение:

-Дело в том, что правление нашего фонда поручило мне сделать доклад относительно целесообразности дальнейшего финансирования работ Ника Соколовского. Я просмотреть всю имеющуюся документацию по данному вопросу, но, признаться, мало что в ней понял. Прежде мне не приходилось иметь дела с программами, имеющими отношение к научным разработкам. Это мое первое задание подобного рода и для меня очень важно, чтобы у членов правления не возникло никаких нареканий по поводу сделанных мною выводов. Поскольку переговорить с самим Соколовским в ближайшее время мне, скорее всего, не удастся, я был бы вам весьма признателен, если бы вы коротко охарактеризовали мне его, как человека и как ученого.

-Ну, что ж, - Алябьев задумчиво постучал ногтем указательного пальца по краю своего стакана, и я поспешил вновь наполнить его. - Я знаю Колю, наверное, уже лет тридцать.

-Да ну? - Удивился я.

-Именно, - Алябьев снова взялся за заварочный чайник чтобы разбавить водку чаем. - Мы с ним вместе учились в аспирантуре. Николай считался весьма перспективным молодым ученым. Кандидатскую он защитил без труда, хотя, честно признаться, особой оригинальностью она не отличалась. Точно не помню ее названия, но, если не ошибаюсь, она имела отношения к ингибиторам инсулина.

-То есть, Соколовский уже тогда занимался инсулином? - Уточнил я.

-Именно так, - подтвердил Алябьев.

Отломив кусочек вареной картошки, он взял двумя пальцами стакан, наполненный да краев бурой жидкостью, и не спеша, со вкусом выпил его. Закусив экзотический коктейль картошечкой, Алябьев продолжил свой рассказ:

-Конечно, в 70-е годы и методы работы, и подходы к решению тех или иных научных проблем были совершенно иными, нежели сейчас. Да и оборудования соответствующего у нас тогда не было. Почти всю химическую посуду изготовлял на заказ институтский стеклодув, с которым расплачивались этиловым спиртом. Но зато тогда у нас было огромное желание работать. Бывало, по несколько дней не уходили с работы, обедая и ночуя в лаборатории. И, надо сказать, в то время мы, если и не обгоняли в своих работах западных ученых, то почти ни в чем и не уступали им. Да, в то время существовала крепкая научная школа, - основа основ любой фундаментальной науки...

Чувствуя, что Алябьев готов свернуть на тропу сентиментальных воспоминаний о безвозвратно ушедшей молодости, я решил несколько подкорректировать направление движения его мыслей.

-После защиты диссертации Соколовский продолжил работу над изучением инсулина? - Спросил я.

-Конечно, - не спеша кивнул Алябьев. - Коля всегда умел выжать из имеющихся в наличии материалов все, до последней капли. Вначале он пытался получить синтетический инсулин и, хотя не добился никаких успехов, написал на эту тему несколько статей и пару обзоров, получил с десяток авторских свидетельств и, в конце концов, защитил докторскую диссертацию.

-Тоже по инсулину?

-Да, но его докторская диссертация уже имела отношение к методике получения генно-инженерного инсулина.

-Выходит, он уже давно работает над этой проблемой?

-Да, наверное, уже лет десять.

-И никаких результатов?

-В науке отрицательный результат - это тоже результат, - ответил мне на это Алябьев.

-Да, но для заказчиков, оплачивающих его работу, важен именно конкретный результат, - возразил я.

-Я вообще не пойму, зачем вам генно-инженерный инсулин? - Чуть прищурившись и наклонив голову к левому плечу немного грустно посмотрел на меня Алябьев. - Ад со своим синтетическим инсулином способен удовлетворить все потребности в этом лекарственном препарате.

Прежде, чем ответить, я аккуратно наполнил пустой стакан ученого.

-Насколько мне известно, - я решил, что уже пора забрасывать удочку, - правление нашего фонда интересует не столько сам по себе генно-инженерный инсулин, сколько некий побочный результат, полученный Соколовским в результате проводимых исследований.

Впервые я увидел на лице Алябьева нечто похожее на удивление.

-И что же ему удалось обнаружить? - Спросил он.

-Я думал, что вы сами сможете ответить мне на этот вопрос, - смущенно улыбнулся я.

-Я? - Алябьев недоумевающе покачал головой. - Вы не знаете, на какие исследования даете Соколовскому деньги?

-Ну, что вы, мне это, конечно же, известно, - сообщил я доверительным тоном. - Но по существующим правилам я не могу говорить об этом с посторонними. Вот, если бы вы сами назвали мне, над чем именно работал Соколовский, то я уже не был бы связан никакими обязательствами.

Алябьев наклонил голову и задумчиво почесал указательным пальцем правую бровь.

-Представления не имею, - сказал он, снова посмотрев на меня. - Году в 95-м, когда государственное финансирование науки практически сошло на нет, Коля писал заявки в самые различные частные организации и фонды. Порою кто-нибудь выделял ему какие-то незначительные суммы денег на исследования, и он упорно продолжал работать над созданием генно-инженерного инсулина. Хотя, признаться, мне уже тогда было ясно, что с тем, что он имеет, сделать ничего невозможно. У него в лаборатории к тому времени оставались только двое аспирантов, думающих лишь о том, как бы поскорее сделать диссер, да уехать куда подальше из этой страны.

-А сам Соколовский? Почему он не уезжал?

-Коля неплохой исследователь, но звезд с неба не хватает. Все, чего он достиг в жизни, он добился благодаря высокой работоспособности и кропотливости. Но при этом у него были и, думаю, остались по сей день довольно-таки высокие амбиции. Пару раз он ездил работать за рубеж, сначала на год, потом еще на полгода. Насколько я мог понять из его рассказов, все, что ему там предлагали, это была работа лаборанта. По нашим меркам оплачивалась она очень даже неплохо, но зато, работая за рубежом, Коля не имел права даже печатать статьи с результатами своих исследований.

-Но здесь же ему тоже, как я понимаю, ничего не светило?

-Он упорно пытался довести до конца свою работу по созданию генно-инженерного инсулина. Если судить по его словам, то он был уже близок к завершению работы, но все рухнуло после того, как Ад начал поставлять нам синтетический инсулин превосходного качества по вполне доступной цене... Коля тогда почти неделю пил, потому что ясно было, что теперь никто даже копейки не даст на его исследования. И тут, очень вовремя объявился ваш фонд...

Алябьев приподнял свой стакан, коснулся его донышком краешка моего химического стакана, из которого я за все время разговора отпил не более глотка, и не спеша выпил.

-Значит, в настоящее время генно-инженерный инсулин никому не нужен? - Уточнил я.

-Ну, если даже вы ждете от Николая каких-то других результатов...

Алябьев пожал плечами и полез в пепельницу за очередным окурком.

-Почему же Соколовский непременно хотел закончить эту работу?

-Он посвятил ей всю свою жизнь, - ответил на мой вопрос Алябьев. - К тому же, как я полагаю, сам он прекрасно понимал, что при нынешних условиях, заявить о себе, как о ученом, занявшись чем-то принципиально новым, ему вряд ли удастся. Возраст уже не тот, чтобы искать новые темы для исследований, да и обстановка отнюдь не бодрящая.

-Вы не взгляните на эти бумаги? - Я протянул ученому список оборудования и реактивов, присланный из Рая.

Положив на край пепельницы два выбранных окурка, Алябьев взял бумаги и, чуть отстранив их от себя, как делают люди с не очень высокой степенью дальнозоркости, внимательно просмотрел оба списка.

-Стандартный набор для генно-инженерных работ, - сказал он, возвращая мне бумаги. - Ничего из ряда вон выходящего.

-Мы не могли бы заглянуть в лабораторию Соколовского? - Спросил я, не торопясь убирать бумаги в карман. - Мне хотелось бы проверить наличие оборудование.

-Заглянуть, конечно, можно, - ответил Алябьев, старательно вытягивая остатки табачного дыма из окурка. - Ключи от двери весят на общей доске. Но, если вас интересует оборудование из этого списка, я могу заверить вас, что все оно на месте.

-Вы в этом уверены?

-Еще бы, - усмехнулся Алябьев. - Коля не упускал случая похвалиться каждой новой игрушкой, которую вы ему покупали.

-А реактивы?

-Ну, реактивы - расходный материал, - Алябьев затушил в пепельнице второй окурок. - А в последние месяцы Коля работал очень активно.

Поскольку я все равно не имел представления о том, как должен выглядеть тот или иной прибор, мне оставалось только положиться на слова своего собеседника.

-Ну, что ж, благодарю вас за помощь, - сказал я, поднимаясь на ноги.

-Не за что, - с довольно-таки безразличным видом пожал плечами Алябьев.

-Я отвлек вас от работы...

-Да бог с вами, - пренебрежительно поморщился ученый. - Я не получаю зарплату уже пятый месяц. Посмотрите вокруг, - он обвел рукой помещение, в котором царили запустение и едва ли не разруха. - О какой работе в подобных условиях может идти речь? Я прихожу сюда каждый день только потому, что могу здесь спокойно, в тишине почитать.

Улыбнувшись, я взял со стола книгу, которую читал Алябьев,

-"Фрегат "Паллада", - прочитал я название на обложке. - Сам давно собираюсь прочитать, да все никак не удается выкроить время на толстую книгу.

-Вот видите, - улыбнулся Алябьев. - Значит и в моем положение есть определенное преимущество.

Улыбнувшись в ответ, я в знак вежливости открыл книгу на первой странице. В низу листа был проставлен штамп красного цвета в форме небольшого треугольника. Высотою он был чуть больше сантиметра. Внутри треугольника был изображен крошечный красный крокодильчик с раскрытой пастью.

Заметив, что я рассматриваю изображение, Алябьев открыл стол и достал из него авторучку с колпачками с обоих концов.

-Пару лет назад я был на научной конференции в Киото, - пригласили друзья из Бельгии, - вот и привез оттуда в качестве сувенира, - Алябьев снял с толстого конца авторучки колпачок и показал мне штамп с изображением вписанного в треугольник крокодила. - Японцы часто используют штампы, на которых вырезаны иероглифы с их именами. Я привез десятка два таких сувенирных авторучек с самыми разнообразными штампами. Себе оставил с крокодилом, а остальные раздал. Одно время едва ли не каждый завлаб в нашем институте ставил на всех своих бумагах рядом с подписью еще и печать с изображением какого-нибудь зверя.

-Понятно, - я закрыл книгу и положил ее на стол. - И последний вопрос. Соколовский был религиозным человеком?

-Почему был? - Сдвинув брови спросил Алябьев. - Разве с ним что-нибудь случилось?

-Нет, - взмахнул я рукой, проклиная привычку сыщиков говорить обо всем и всех в прошедшем времени. - Конечно же, нет. Просто, поскольку его сейчас нет с нами...

Не зная, как закончить эту совершенно идиотскую фразу, я сделал неопределенный жест рукой.

-Николай не более религиозен, чем любой советский человек, - сказал Алябьев. - В последнее время он стал носить крестик и изображать из себя истинно православного человека, но, по-моему, для него это было не более, чем игра.

-Еще раз спасибо, - поблагодарил я своего собеседника. - Было очень приятно с вами побеседовать...

-Вы забыли свою бутылку, - Алябьев взглядом указал на бутылку "Смирновской", в которой водки оставалось еще примерно на треть.

-Надеюсь, вы сумеет найти ей правильное применение, - улыбнулся я и, быстро приложив два пальца к полям шляпы, вышел за дверь.

Разговор с Алябьевым почти убедил меня в том, что Ник Соколовский не делал ничего из того, что ожидали от него святоши. На деньги, которые он от них получал, Соколовский пытался закончить свою никому не нужную работу по созданию генно-инженерного инсулина. Удалось ему это или нет - не имело никакого значения. Пришел срок отчитываться о проделанной работе, и Соколовский просто решил скрыться. В этом он, конечно же, был дилетант, так что отыскать его удастся без особых проблем. Скорее всего, подкопил немного денег и на время выехал из страны по туристической визе с паспортом, выписанным на чужое имя, надеясь, что за время отсутствия о нем все позабудут. Или же, и того проще, - сидит дома, не открывая дверь и не отвечая на телефонные звонки. Если как следует подумать, то можно было назвать еще три-четыре места, которые незадачливый исследователь мог выбрать в качестве убежища. Проверка всех возможных версий, связанных с местами, где мог бы скрываться человек, не имеющий большого опыта в подобных делах, была хорошо отработанной и уже вполне рутинной процедурой, с которой Светик без труда могла справиться и одна, воспользовавшись для этого всего лишь телефоном и факсом. Мне же предстояло теперь заняться более важным делом, - поисками Красного Воробья.







* * *







Автор: Алексей Калугин. Author: Aleksey Kalugin