« вернуться к списку романов



Фрагмент нового романа, создаваемого в соавторстве с Геннадием Прашкевичем.



I


Настроение отвратное.

Или в душ, или повеситься.

В голове туман выкуренных сигарет, сожженных спичек.

Водка паленая? Ну да. А непаленая лучше? Ствол в рот, нажать на курок?

А помойка на душе, а под веками сухой песок? Уходить с этим? Предрассветная серость почти не разбавляет темени. Уснуть? Не получится. Упал в салат - сменил имидж, это проверено: А вот уснуть: Ворочаться: Таращиться в ободранный потолок: Шивцов прижал пятки к холодному полу и замер. Была слабая надежда, что сон придет в последний момент.

Но так не бывает.

В жизни много чего не бывает.

Нашарил в темноте тапочки, хлопнул ладонью по выключателю. Свет резнул по воспаленным глазам. Ночь оставила объедки на тарелках, пустые бутылки. Только там, где ночью сидел Калинин, объедки уложены каким-то неестественно аккуратным веночком. И фужер в центре - с разводами вина на стенках, как с разводами подсохшей крови.

А начали цивильно - в баре.

Первую бутылку взял Ведаков, журналист из "Газеты". Потом явился Калинин, телеведущий Седьмого канала. А Ведаков уехал в редакцию. Зато приехала Ксюша. Длинные ноги, завитушки у висков. "Приятно видеть пыхтящую русалку, выползшую из леса". Минут через пять опытная ладонь Саши Калинина лежала на узкой Ксюшиной руке. А она даже не вздрогнула. Это в кино красивые бабы дерутся без разбору. Раз - и по морде! А эта только улыбается. Конечно, Ведакову видней, с кем дружить, но я бы эту тварь выгнал на Тверскую.

"Выставка? У Фабиана Григорьевича?"

"Такое только у Фабиана Григорьевича", это точно. Лицо Калинина пошло влажными пятнами. Давно точил глаз на Ксюшу. Сейчас мысленно рвал на ней одежду, она краснела, но принимала достойно. А Шивцов молча глотал джин, стараясь не думать обо всех этих сложных дружеских взаимоотношениях. Каждому дураку известно, что новые женщины не цементируют старую дружбу.

"Мне и без Фабиана Григорьевича снятся страшные сны".

Калинин погладил руку Ксюши: "Такого вы даже в страшных снах не увидите".

"Венера в салопе", - хмыкнул Шивцов. Он имел в виду выставку у Фабиана Григорьевича, ничего больше, но Калинин заржал. Он знал несколько языков, французский не в последнюю очередь:

-Ты слышала? Венера в салопе!

-А что тут смешного?

-У Фабиана Григорьевича бронзовых вакханок одевают в эротическое белье.

Ладонь с Ксюшиной руки Калинин снял, потому что снова появился Ведаков с новостями из сгоревшей на Полянке дипмиссии. Кажется, албанской. Теперь на Ксюшиной руке лежала ладонь Ведакова. От перемены слагаемых: Жертв нет, ничего интересного, объяснил Ведаков. Страховка будет выплачена - это сама собой. А вот закопченным жителям дома напротив - это еще вопрос:

-Видишь, как он сочувствует народу:

-А ты не слушай Сашку. - Ведаков поморщился. - И разговоров его о новом искусстве не слушай. И к Фабиану Григорьевичу не ходи. Там падалью пахнет.

Он смотрел, как упрямо темнели Ксюшины глаза, и уже знал, что она пойдет. Обязательно пойдет! Наперекор ему. Такая дружба-вражда. "Узнать меня - иметь меня". Теперь-то уж непременно пойдет. Чтобы специально ему досадить. А потом три ночи будет трястись и прижиматься к нему. Ведаков злился:

-Вообще не слушай его.

Прозвучало неправильно.

Ксюша уехала, а Калинин из бара увязался за Шивцовым.

В запущенной двухкомнатной квартире открыли еще бутылку.

"Чего к тебе вяжется этот неудачник? - Калинин, конечно имел в виду Ведакова. - На Крымском валу тонны бронзового женского тела. Пусть он туда и ходит. В любой художественной галерее спрятаны тонны бронзы. Но искусство умерло, Витька. Нет больше искусства".

"А что есть?"

"Окаменевшее дерьмо".

"А женщины? Ты же бьешь клинья под Ксюшу".

"Очнись! Когда женщина была искусством? Предметом искусства - да, была. Но не больше".

"А сам трахаешь только красивых".

"Вот я и говорю - женщины не искусство. Искусство это Джоконда. Ты ведь не стал бы трахать ее? Вот видишь? Или шоколадница Лиотара, она еще от первого клиента не долечилась. Ходить надо не на Крымский вал, а к Трем вокзалам. Там девки пирожками торгуют. Там все без обмана. Каждая, как звездная туманность в говне. Понимаешь? Только от тебя зависит, с какого края такую кусать".

"Ты о чем?"

"Искусство надо создавать заново".

Шивцов выругался. Голова начинала болеть, он знал, чем это кончается.

Это у Калинина нет бессонных ночей. Это у него любая ночь - праздник.

Шивцов смял сигарету. Калинин - это другая жизнь. Это другой уровень. Это другой стиль. Хорошо, что собрался, наконец. Не исключено, что поехал к Ксюше. Она, если не у Ведакова, откроет:

Из ванной, когда Шивцов открыл дверь, пахнуло сыростью.

Кран подтекал. Глянув в зеркало, он провел по щеке ладонью, но бриться не стал. Вернулся в комнату, молча вытянул из-под кровати большую спортивную сумку. Утро: Утро: Зачем приходит утро: Утро туманное: Как там дальше? Голова болела, не мог вспомнить. Сумка была темно-синяя с желтой полосой, со скалящейся облезающей тигрицей. На сумке Калинина такая зверюга выглядела бы тигрицей, а на сумке Шивцова стояла на раскоряку. Как шлюха.

Поставил сумку на не застланную кровать.

Выволок из-под кровати обернутый серой холстиной сверток.

Все это добро он доставал раз-два в месяц. Чаще в часы бессонницы.

Оружие не новое, но в отличном состоянии. Ухоженное, поблескивающее лаком на деревянных частях. Сладкий запах смазки. Обрез карабина М-1, четыре магазина к нему, а еще два пистолета: израильский восьмизарядный "Ерихон" (та еще труба! - мертвого разбудит!) и отечественная "Гюрза" (тоже больно кусается). Две осколочные гранаты. И в мутноватом целлофане брикеты пластида с детонаторами.

Через руки Шивцова прошли десятки стволов. Он покупал, перепродавал, обменивал. Знал толк в оружии. А главное, нужных людей знал.

Обойма плавно вошла в рукоять пистолета.

Отложил "Ерихон". Проверил обрез. Через кольца гранат продернул плотный обрывок капронового фала, стянул узлом. Не торопясь, морщась от головной боли, принес из коридора пару жестяных банок, набил мелкими гвоздями, шурупами, гайками. Аккуратно вложил пластид, воткнул взрыватели.

Банки и гранаты в сумку. Сверху обрез и пистолеты.

Мятые джинсы, потертые кроссовки, зеленая майка, голубая ветровка.

Никто внимания не обратит. Обычный московский придурок. Одернул рукав, сунул в наружный карманчик зажигалку, в другой - сигареты. Потопал, попрыгал, проверяя, не мешает ли что, не погромыхивает ли в карманах?

Бейсболка, солнцезащитные очки.

Утро туманное: Утро простое: Голова разламывалась:

Из зеркала посмотрел на Шивцова ничем не примечательный человек с темно-синей сумкой на плече. С такими сумками нынче ездят на дачу.


II


Девять утра.

Пора в редакцию.

К половине одиннадцатого статья должна упасть на стол главного.

Хорошо, что не потащился вчера к Шивцову.

Ведаков раздраженно прошелся по клавиатуре компьютера. Побольше патетики. Не жалеть восклицательных знаков. У болгар, кстати, такой знак именуется удивительным.

А у якутов?

Поэт Август М., выступавший вчера в Доме литераторов, представился как последний якутский гений. Их и раньше было немного, скромно сказал он, таковы особенности полярного климата. Черные длинные волосы. Якутский гений кусал грязные ногти и смотрел на мир невыразимо постно. Наверное, такие у них там особенности климата. Часть журналистов сразу слиняла. О чем может рассказать поэт из полярной области? О вечной мерзлоте?

"Меня знают Якутск и Париж:"

После этих слов из большого зала ЦДЛ вышло еще несколько человек.

Ведаков остался только потому, что сидящий впереди Сашка Калинин слушал якута с большим интересом.

"Новое оледенение души: Оледенения идут волнами: Спускаются белыми языками к мировым столицам: У меня глаз охотника, рука зверолова: Цель нового искусства - убить искусство: - (Поэтому, наверное, Калинин и не ушел). - Якутск и Париж: Москва - мегаполис карликов: - И выдал, наконец, главное: - Двигатель мирового искусства - лепра:"

Сперва Ведаков решил, что ослышался.

Решил, что якут произнес - депра. Но нет. Не так.

Август М. действительно говорил о лепре. Именно о лепре. О страшной неизлечимой болезни, съедающей самых здоровых людей. Мировое искусство начинается с болезни, сказал Август М. Лепра души. Мировое искусство возникло как ранняя реакция человечества на ужас проказы. Как подсознательное средство защититься. Создать миф, спрятаться в себе. В душу не всякий микроб проникнет. Но от лепры бегством в душу не спастись. Образ мира, течение мыслей человечества определила именно она. Трибы больных кочевали по Азии, изгнанные отовсюду. На равнинах Европы еще бродили жирные мамонты, а по снегам Азии шли люди в шкурах, бледные, обсыпанные снежной сыпью, с отваливающимися пальцами:

"Кто ваш босс?" - бросил с места Калинин.

Хотел узнать, наверное, о роли меценатов, но якутский гений медленно ответил:

"Смерть!"

"Тогда прочтите стихи".

"Я прочту их по-французски".

"Зачем? Здесь сидят русские журналисты".

"В мегаполисе карликов меня не переводят".

Странно, что Калинин не ушел и после этого. Циник-то циник, но не ушел.

Честно говоря, Ведаков завидовал Калинину. Рыбий грипп, снежный человек под Архангельском (отзывается на кличку Яша), перестановки в новом правительстве, тотальный отстрел банкиров, терроризм - какой бы темы Калинин не касался, его материалы шли на ура. В двадцатом веке некий Энди Уорхолл обещал всем жителям планеты обязательные пятнадцать минут отдельной индивидуальной славы, Калинин ничего такого не обещал, но каждое его выступление заканчивалось призывом вот прямо сейчас открыть окно в доме и крикнуть идущей девушке: где вы покупали такие кривые колготки? Шутка, конечно. Но Калинин вывел в эфир полуграмотного писателя и превратил его в идола молодежи. Он сделал домохозяйку из Твери классным губернатором. Изданные книгой записки одной из многочисленных любовниц Калинина ("Как он делает это") подняли его рейтинг на невиданную высоту. Забавно, что это Калинин явно делал так же, как его далекие забытые предки, но тираж книжки превзошел все мыслимые пределы.

Ладно. Очерк об Августе М. надо сдать.

А потом позвоню Ксюше. И сердце дрогнет.


III


Закинув сумку на плечо, Шивцов шел по улице.

Никакой определенной цели у него не было. Была головная боль и случайно всплывающие в голове мысли. Кто-то должен ответить. Даже инвалидность не дали. Врач из военного госпиталя ухмыльнулся: косим, дружок? Было видно, что ответ он знает заранее. Добавил, не слушая Шивцова: на себя нужно рассчитывать, дружок, а не на тощий государственный карман.

Отстёбыш! Пойти и пристрелить гада!

Боль сверлила виски. Лекарства от этой боли не помогают.

Но сидеть дома, это просто сойти с ума. С ним случалось, чуть не повесился. Лучше пройтись по улицам. Шагать, ни о чем не думать. Боль при этом не исчезает, но смещается куда-то в затылок, не заполняет всю голову.


БУДЬТЕ БДИТЕЛЬНЫ В МЕСТАХ БОЛЬШОГО СКОПЛЕНИЯ ЛЮДЕЙ!


Перед входом в метро такие указания особенно приятны.

В гороскопе, считанном с обрывка подобранной на парапете газеты, Шивцов увидел: "Скорпионы в начале недели ставят большие цели: Хорошее время для перемены работы:" Наверное. Но в метро спускаться не стоит. Последняя серия взрывов вызвала приступ бдительности у ментов.


А ТЫ УЖЕ КУПИЛ НОВУЮ BMW?


Платиновая красотка с электронного щита лукаво подмигнула Шивцову.

Ну да. BMW. Только о том и думаю! Автобуса не дождешься, в метро с сумкой не попрешь.


ВИД НА МОСКВУ-РЕКУ. КВАРТИРЫ В ЭЛИТНОМ ДОМЕ.


Теперь уже рыжая красавица. А улыбалась даже привлекательнее.

Шивцов на ходу достал из кармана сигареты. День уже наливался духотой. Как бризом городским, обдувало выхлопными газами. "Макдональдс" напомнил о еде. Повернул к дверям, но остановился.

Охранники с металлоискателями.

Везде охранники. Только что толку?

На новый год маленькая племянница затащила на утренник. Все тип топ. Елка, гирлянды. В зале темно. На сумеречной сцене снежок. Сквозь вой пурги крик слабый:

"Ваняяя!"

В ответ слабо:

"Маняяяяяяяяяяя!"

Долгая лесная тревожная перекличка.

"Ваняяяяяяяяяя!"

"Маняяяяяя!"

Вот-вот выберутся заблудшие детишки на сцену, завопит от радости зал, вспыхнут яркие фонари, но на самой высокой ноте, когда кулачки сжаты, когда слезы ужаса на глазах, сумятицу сумеречной пурги разорвали детски стоны и вместо переклички Вани и Мани потянулся над сценой леденящий сердца вой волков.

Миновав "Макдональдс", Шивцов осмотрелся.

Вот хорошее кислотное местечко. Вечная непросыхающая лужа на грязном асфальте (сифонит гидрант), сияющая витрина универсама с длинными барби, скамья и столики перед синеньким ларьком ООО "Гектор".

Салат, кола, пара сосисок в тесте.

От горячей курочки отказался: ножка шла по цене проститутки.

Пристроившись у столика, поставил под ноги сумку. Кола отдавала теплой смолой. В тарелочке с салатом ползали под вилкой пластинки огурцов. Сосиски в тесте могли быть и хуже, но эти тоже удались.

У входа в универсам пестрая баба в платочке, обвешанная сумками и сумочками верещала: "Средство от тараканов! Средство от тараканов!" Какой-то немец заинтересовался: "Что есть таракан, фроляйн?" - "Да все есть! Все он есть! - шумно обрадовалась фроляйн. - И хлеб! И мясо! И всякую другую пищу!"

Если бы не боль в висках.

Шивцов снова вспомнил Калинина.

Сашка вчера прочел поэму. Секс, ужас и достоверность.

Герой поэмы, некий Гришка с Поварской, упал в котлован строящегося дома с бутылкой паленой водки в руках. А рабочим что? Они бетон плеснули и уехали. Пришли строители, поднялись над Москвой роскошные корпуса. Века летели. Прошло лет шестьсот. Археологи в руинах былых зданий наткнулись на Гришку. На скелет, конечно. И бутылка сохранилась в руке.

"Ну ладно. Ужас и достоверность. А секс-то где?"

"Сразу видно, что ты не испытывал творческого оргазма".




Автор: Алексей Калугин. Author: Aleksey Kalugin